Нити разрубленных узлов - Страница 19


К оглавлению

19

— Ты так говоришь, будто верить — преступление.

— Верить — нет. Но вера часто побуждает к определенным деяниям. — Он словно прислушался к чему-то далекому, а потом, напевно растягивая слова, произнес: — И когда с ночного неба упадут звезды, яркие, как осколки неба дневного, явятся в мир звери, пожирающие людей. Но не плоть и кровь насыщают ненасытные пасти, а свет невинных душ, не умеющих отрешить себя от мирских страстей. Нет защиты от сего врага, кроме праведности, но и та слабеет, не будучи напитанной ежечасными жертвами.

Что-то знакомое почудилось мне в этом однотонном напеве. Кажется, я уже слышал его. И не один раз. Правда, почти без слов…

Память прыгнула назад. На год или два. В те времена, когда я еще старался жить, как заведено предками. Жить семьей вместе со строгой чернокосой южанкой, от месяца к месяцу становящейся все молчаливее. Она всякий раз напевала так перед сном. Тихим шепотом. А потом ложилась в постель, расслабленная и спокойная, словно убаюканная своей странной песней.

— Откуда ты это знаешь?

— Что?

— Слова вечерней молитвы.

Натти переспросил:

— Именно вечерней?

— Ну… да. Наверное.

— Так проповедуют в кумирнях юга. В той же Катрале. А вот в какое время дня, мне не говорили.

— Все еще не понимаю, к чему этот разговор. Есть земли. На землях живут люди. Люди верят, и правильно делают. Что еще?

— Ага, делают. Правильно. — Губы рыжего в очередной раз брезгливо скривились, словно он собирался положить в рот что-то скользкое и омерзительное вроде лягушки. — И тебя ничего не настораживает в тех словах? Ах да, конечно, ты же к ним привык. Небось каждый вечер слышал? А может, и сам повторял, вслед за женой?

— Лодия была вовсе не…

Хотел сказать «не набожна», но понял: в чем-то Натти все же прав. Она твердила так ежедневно. И это только при мне. А в мое отсутствие? Чем она занималась с утра до вечера? Может быть, молилась, наминая колени. Хотя даже со всеми этими странностями…

— Она была хорошей женщиной.

— Хорошей так хорошей, — согласился рыжий. — Да и все остальные южане наверняка неплохи. Пока слова не переходят в дела.

— Ты меня запутал. Что не так с этой несчастной Катралой?

— Как знать, может, она на поверку счастливее прочих краев. А что не так… Сам скоро увидишь.

Вот, значит, ради чего была затеяна эта изматывающая душу беседа?

— Что мне там делать?

— А вот это решишь на месте. Может, и вовсе ничего делать не придется. А может, придется попотеть, да еще как.

— Говори прямо!

Натти улыбнулся, теперь уже во весь рот.

— Поскольку в Катрале Цепей нет и в помине, посылать туда кого-то из Звеньев бессмысленно, потому что никакой поддержки и помощи они не получат. Впрочем, как и любой другой посланник. Тому, кто отправится туда, останется полагаться только на собственные силы.

— Которых у меня, как ты помнишь, нет.

— Это верно, — охотно соглашаясь, кивнул рыжий.

— Тогда какого Божа…

— Думаешь, я сидел бы сейчас здесь и разговаривал с тобой? Если бы все было просто, кто-то вроде того юнца, напичканного да-йинами под завязку, уже возвращался бы с пойманной беглянкой под мышкой.

— Да в чем тут сложность?

— Ты слышал слова молитвы? А теперь представь, что существуют люди, которые восприняли это напутствие как приказ.

— Даже пытаться не буду! Или говори прямо, или…

— Далеко все равно не прогонишь.

— Ты скажешь?

Он глубоко вдохнул, шевеля губами, будто отчитывая меня за что-то.

— Катрала боится демонов. А как поступают люди, когда чего-то боятся?

— Стараются защитить себя.

— Вот. А защита бывает разной. Можно тщательно следить друг за другом. Можно запирать двери и окна. Можно проводить дни в молитвах. Но если не уберегся или не уберег кого-то из близких и дурное семя упало в благодатную почву… С сорняками ведь кто как борется. Кто дожидается, пока растение окрепнет, чтобы выполоть, не оставляя в земле корней, а кто-то попросту пускает пал.

— Хочешь сказать…

— В Катрале демонов корчуют огнем и мечом. При малейшем подозрении. Даже неоправдавшемся, — спокойно закончил Натти.

— Но одержимых демонами ведь еще нужно распознать?

— Конечно. Правда, это совсем нетрудно, если у тебя на службе есть недокровки.

— Недо… кто?

— Плод соития обычного человека и одержимого. Видишь ли, демон не может перейти из тела в тело, если только первое не умрет, а значит, не может оставить себя в потомстве. Зато наделяет своего человеческого наследника… вернее, обделяет одним замечательным свойством. Недокровка не способен заполучить демона, как бы сильно ни желал. С детства эти несчастные страдают от неисполнимого желания стать такими, как один из родителей. А чем сильнее желание, чем больнее осознание полученного проклятия, тем острее зависть — лучшее средство для утончения природного нюха. Аромат демона живет в их памяти, нужно только легонько подстегнуть, и…

Я припомнил всплески собственной зависти, случавшиеся хоть и редко, но всякий раз добиравшиеся до самого сердца. Пожалуй, в такие минуты мои чувства и впрямь обострялись. А вот рассудок… Скажем так, притуплялся.

— Зависть, говоришь? А если завидовать не только исполнению желаний?

— Почему бы и нет? У кого-то красивая жена, у кого-то толстый кошелек, а кто-то славится своей мудростью. Поводов хватит на всех.

Это правда. Омерзительная своей кристальной простотой.

— И кто может поручиться, что…

— Что недокровка будет искренен в указании врага? — Улыбка Натти стала шире, обнажая зубы. — Никто.

19