Пламенные речи зажгли огонь в моем сердце, оно подчинило себе тело и разум… Ненадолго, однако. Стоило командирскому гласу стихнуть так не вовремя, началось нечто куда более интересное. Словно кто-то старательно расчистил в моей голове целое поле, а дом возвести забыл. Успел только выкопать глубокую яму, с краев которой тут же начал осыпаться песок, погребающий под собой все полученные наставления. Безвозвратно? Кто знает.
Нет, впечатлений слишком много, чтобы начинать их осмысливать прямо сейчас. Когда-нибудь позже. В другой раз. Единственное, стоит убедиться:
— Там на дворе пошалил один из ваших?
Лицо мальчишки брезгливо перекосило, но лукавить он не стал:
— Да.
Что ж, вот я и испытал силу демона на себе. Хороший опыт. Жесткий. Такой, как надо. Плохо, что теперь нужно принимать решение.
— Не причиняй ей вреда.
— Боюсь, именно это придется сделать, чтобы вред не добрался до меня самого.
Немного невинной лжи не помешает. В конце концов, все лгут, чем я хуже?
Видимо, мой ответ показался демону вполне искренним, потому что повторения просьбы не последовало. Зато прозвучало что-то весьма похожее на угрозу:
— Если ты дотронешься до нее, я убью себя. Знаешь, что случится потом?
Если дотронусь? Хм. А если первой это сделает Лус? Вернее, уже сделала: прижалась своей спиной к моей, то ли ища защиты, то ли спасаясь от холода.
— Я здесь не один.
— Только не для меня.
Намек на то, что телом девушки он не собирается воспользоваться? Зачем тогда хочет сохранить его в целости?
— Какое тебе дело до нее?
— Она кое-что для меня значит.
— Ты же демон, что для тебя может значить человек?
Он не ответил. Осекся, едва раскрыв рот. Но даже если бы произнес то, что хотел, легче бы мне от этого не стало.
Нужно что-то решать, и как можно скорее, ведь до утра ждать меня никто не станет: через пару-тройку минут явится очередной претендент на искупление грехов.
Я все еще могу сделать то, зачем пришел в эту комнату. Если, конечно, удастся отмахнуться от демона-недоростка и избежать его покушения на мою душу. Потом вернуться во двор, дождаться окончания церемонии и… И непременно попасть под очарование новой проповеди, которая призовет меня и моих товарищей по несчастью на подвиги во имя невесть кого и чего.
Правила игры изменились, а новые мне не нравятся. Я готов изображать послушание и преданность, готов даже по собственной воле уверовать в праведность командира, но сегодня верховный бальга Катралы перешел грань чести. Его слуги согласны были пойти за ним и ранее, зачем понадобилось насилие над сознанием? Или он боялся отказа, а вместе с ним открытого неподчинения, или…
Второй вариант намного жизненнее, но тем и омерзительнее.
Иакин Кавалено заранее обрек своих людей на заклание. Приговорил к смерти, а приговор может быть исполнен в любое мгновение, как явственно показала публичная казнь неизвестного мне предателя. Да, блондин намерен начать войну, но победителей в ней не будет. Вообще никого не останется. И что же делать? Последовать за бальгой в надежде ускользнуть прочь, когда станет слишком жарко?
Слишком мало шансов. Одержимый прибоженный — сильное оружие. Возможно, непобедимое. Хотя это предположение можно проверить.
— Ты слышал проповедь на дворе?
Демон кивнул.
— И что скажешь? Твое сердце она тронула?
Он ответил не сразу, видно, задумался о чем-то своем.
— Да. Но не так, как твое.
— Объясни.
Похоже, он понял, почему я спрашиваю. Понял раньше меня самого.
— В этом теле нас двое. И тот, который… человек, сейчас почти отсутствует. Его плоть откликнулась на слова, но хозяином остался мой разум.
— Значит, твою голову проповедник не свернет на сторону?
Демон криво улыбнулся:
— Да. В отличие от любого, кто войдет в эту комнату после тебя.
Кто-то, выполняющий приказ и не видящий преград на своем пути. Воин без сомнений и колебаний. Смогу я справиться с таким? Может быть. С одним. С двумя. С тремя. А дальше? Тех, кто остался во дворе, многовато для меня одного.
Для одного…
Это безумие. Но это самый лучший способ остаться сегодня в живых.
— Твое предложение еще в силе? То есть угроза.
Он растерянно приподнял брови:
— О чем ты?
Я встал с кровати и подошел к всемогущему, но одновременно бессильному чудотворцу, запертому в клетке измученного детского тела.
— Ты грозился себя убить. Это ведь сработает только со мной, верно? Все прочие охотники до женского тела — недокровки, и им твои слова покажутся чем-то вроде бессмысленной шутки.
Он кивнул:
— Да, у меня только один шанс. Ты.
— Почему не она?
— Не смогу. Ее сознание лишено желаний.
— Так в чем дело? — Я повернулся к кровати, на которой все еще сидела дрожащая от холода и неизвестности девушка. — Лус Кавалено, не хотите чего-нибудь пожелать?
— Не надо. — Его рука с ломаными пальцами коснулась моей.
— Почему?
— Не получится.
Я сам понимал, что другого выхода нет. Но помимо правильности предстоящего выбора в двух шагах от меня стояло и кое-что другое. Стояло и торжествующе скалилось.
Я ведь сейчас на волосок от того, чтобы исполнить свое желание.
Свое.
Заветное? Или просто какое-нибудь? Все что душе угодно?
Если бы! Нет, мне нужно пожелать чего-то, способного помочь выжить. И нельзя ошибиться ни на одно слово.
Какая жестокая насмешка… Заполучить в свое распоряжение величайший дар этого мира — и вместо свободы оказаться вдруг в тесной тюремной камере. Нечестно! Почему всем прочим никто не устанавливает границ? Почему любой полудурочный пастух из Блаженного Дола может действовать по собственному разумению, по сиюминутному наитию, а мне отказано в такой малости? Мы дадим тебе силу сокрушить врагов, но, будь добр, поставь свою подпись под сотней бумаг и принеси сотню клятв, связывающих тебя по рукам и ногам. Чем я заслужил такое наказание?