Нити разрубленных узлов - Страница 49

— В доме засел ийани.

Времени расспрашивать Натти не было, но бальга, похоже, вел свое происхождение от демона. Или просто был очень хорошо осведомлен, что тоже возможно. И даже обязательно.

— Это мы и так знали, — огрызнулась Эвина. — А вот в город он пришел с помощью вашего же брата!

О, и хозяйка имения Фьерде не чужда особым подробностям происходящего! Она что, тоже недокровка, если так ясно чует присутствие демона? Нет, скорее всего, лишь имеет в своем подчинении подходящих ищеек. Иначе рыжий меня бы предупредил. Хотя… А не эту ли тайну нашей гостеприимной хозяйки он хотел мне поведать, когда начался весь шум-гам?

— Нашего брата? — Мужчина повел носом, словно принюхиваясь, безошибочно определил место, где за спинами толпы лежало мертвое тело, и направился к нему, ускоряясь на каждом шаге.

Добравшись до мертвеца и рассмотрев его лицо, блондин состроил скорбную гримасу.

— Юный Вито… Жаль. Он подавал много надежд. — Потом бальга щелкнул пальцами, подзывая к себе одного из черномундирников, и указал на пятна кровяного следа, тянущегося по улице. — Я хочу знать все, что возможно. И поскорее.

Хотя он не повысил голос ни на тон, подручный поклонился, сглатывая слюну, кивнул своим товарищам и быстро засеменил прочь, присматриваясь к цепочке темных пятен на мостовой. Следом на некотором отдалении отправились еще двое, а блондин, словно мигом растеряв интерес к собственному же приказу, вернулся на покинутое было место поблизости от Эвины.

— Имена погибших уже известны?

Женщина зябко повела плечом:

— Говорят, что супруги Элларте тоже среди них. Так утверждает портной, признавший работу своей мастерской в этих… ошметках.

Бальга удовлетворенно кивнул и задал следующий вопрос:

— Больше в доме нет людей?

— Только наследник семьи Элларте. Даннио.

— Хорошо.

Он расслабленно скрестил руки на груди, приготовившись явно наблюдать, а не участвовать в каких-либо действиях. И как вскоре выяснилось, подручным блондина дополнительные приказы не требовались.

Один из черномундирников несколькими ударами кремня высек огонь и подпалил факел, к которому тут же были поднесены плотно скрученные жгуты из сухой травы и лозы. В воздух поднялись струйки белого дыма, но толпе не дали вдохнуть ни глотка: подожженные комки полетели прямо в раскрытые окна и задымили вовсю, уже находясь внутри дома. Проемы ломаных рам заволокло непроглядной белой пеленой, похожей на натянутый занавес, но она провисела нетронутой недолго. Прошла минута, может, две, и белизну запятнали очертания чьей-то фигуры, прохрипевшей:

— Я хочу побыть… хочу побыть… хочу…

* * *

Наверное, это и был виновник происходящего. Он добрался до окна, так и не закончив излагать свое желание, высунулся наружу, желая вдохнуть чистого воздуха, и полетел вниз, на мостовую. Высота была вовсе никакая, однако, приземлившись, тело замерло без движения. Неужели разбился?

Похоже, этот вопрос занимал не только меня: большинство зевак, несмотря на явную угрозу, исходящую от одержимого, сделали шаг вперед, стараясь разглядеть парня получше и расслышать, о чем продолжали шептать его губы.

— Побыть… один… — Вот и все, что он успел сказать, прежде чем устало закрыл глаза, а его грудь продолжала мерно двигаться вверх-вниз, напоминая телодвижения человека, спящего крепким сном.

Бальга удовлетворенно кивнул самому себе и поднял правую ладонь. Очередной щелчок пальцев вызвал из толпы двух черномундирников, сопровождавших мальчика лет двенадцати, одетого неброско, но опрятно и не походившего на бродяжку или попрошайку ничем, кроме криво изогнутой ноги, превращавшей походку ребенка в нелепое и неуклюжее ковыляние.

— Иди сюда, дитя, — позвал блондин таким голосом, что впору было бы бежать прочь сломя голову.

Мальчик, явно робеющий перед столь высокопоставленным господином, но не смеющий ослушаться, приблизился к бальге, косясь на громил, тенью следовавших за своим подопечным.

— Ты хочешь исцелить свою ногу? — Вопрос прозвучал чуть ласковее предыдущего приказа, если такое определение вообще применимо к сухому, как степной ветер, голосу.

Ребенок судорожно кивнул.

— Хочешь сильно?

— Да, эррете.

— Сильно-сильно? Подумай хорошенько. Ты наконец-то сможешь бегать и прыгать наравне со своими друзьями, и никто больше не посмеет называть тебя колченогим.

В глазах мальчика вспыхнула тоска, перемешанная с отчаянием.

— Я смогу бегать и прыгать…

Бальга склонился над ребенком:

— Ты хочешь, чтобы твоя нога исцелилась?

— Я хочу, чтобы моя нога исцелилась, — завороженно повторил мальчик, глядя в ореховое безразличие глаз.

Блондин взял ребенка за плечо и подвел ближе к лежащему на мостовой одержимому, но поставил спиной, а не лицом к неподвижному телу.

— Думай о том, чего желаешь, и желание исполнится.

Губы мальчика зашевелились в многократном повторении одних и тех же слов, а черномундирник, находящийся вне поля зрения малолетнего калеки, чуть наклонился и отработанным движением кривого клинка перерезал горло наследника семьи Элларте.

Такой поворот событий можно было предположить, но я все равно мелко вздрогнул, наблюдая кратковременную агонию умирающего. Эвина подалась вперед, жадно раскрыв глаза, будто хотела до мельчайшей детали запомнить последние мгновения жизни одержимого, а вот все прочие присутствовавшие — зеваки, слуги дома Фьерде и люди с красными пряжками на черных камзолах — остались вполне равнодушными. В бесстрастную черствость душ не верилось, стало быть, нечто подобное происходит в Катрале достаточно часто, чтобы перестать пугать и удивлять. Значит, правдивы и обоснованны были опасения золотозвенника? Значит, охотник и в самом деле ехал в эти края, как на каторгу? Значит…