Нити разрубленных узлов - Страница 50

Тем временем агония прекратилась, и лицо мертвеца пошло мерцающими синими пятнами, постепенно просачивающимися наружу. Вот они стали похожими на сгустки света, вот слились воедино, превращаясь в крупную искру, повисающую над группой людей, из которых, как я понимал, надеяться на исполнение желания мог один лишь ребенок.

Сверкающий синий шарик, метнувшись несколько раз из стороны в сторону, вошел прямо в темноволосый затылок, и лицо мальчика, обращенное как раз в мою сторону, застыло то ли в испуге, то ли в восторге, а потом по щуплому телу покатились мощные волны судорог.

Конечно, он не смог устоять на ногах, упал, никем не поддерживаемый, забился в корчах на мостовой, наверняка нещадно отбивая себе бока. Черномундирники, впрочем, продолжали смотреть на ребенка, и весьма пристально. Может быть, полагали, что вселение демона может пройти неудачно, и тогда придется лишать жизни еще одного несчастного. Но куда больше, чем внимательная сосредоточенность подручных, меня удивил вид их главаря. Блондин стоял, гордо и сурово выпрямившись, но в каждой пяди его тела отчетливо просматривалось еле сдерживаемое стремление вступить в борьбу. Вернее, броситься в драку за могущество, даруемое демоном. Ореховые глаза бальги горели огнем, напомнившим мне взгляд Сосуда, обретшего волю, но, пожалуй, пугали намного больше.

Судороги, сначала страшные и продолжительные, постепенно сошли на нет, и мальчик наконец затих, глядя в небо широко раскрытыми глазами. Блондин выждал еще некоторое время, потом наклонился и спросил:

— Твое желание исполнилось?

Ребенок не сразу понял, что к нему обращаются, долго вслушивался в эхо отзвучавших слов, а потом, вместо того чтобы отвечать, попытался подняться, опираясь ладонями о брусчатку.

И у него получилось. Не быстро, потому что исцелившемуся наверняка боязно было переносить вес тела на прежде больную ногу, но, когда мальчик все же решился и понял, что теперь телу не надо кривиться ни стоя, ни при ходьбе, отчаянно закивал, как будто вмиг потерял дар речи.

Бальга вздохнул и многозначительно посмотрел на черномундирника, с клинка которого все еще капала кровь одержимого. Кривой нож сверкнул на солнце еще одной белой молнией, и ребенок пронзительно вскрикнул, вновь припадая, но теперь уже на другую, прежде вполне здоровую ногу.

— Твое желание исполнилось, — повторил блондин, делая знак своим подручным, и те, подхватив мальчика под руки, унесли вновь искалеченного прочь, скрываясь за спинами зевак.

М-да, Цепь одушевления обращается со своими Сосудами куда как бережнее. Можно сказать, холит и лелеет. А в том, что ребенка сделали своего рода Сосудом, сомневаться не приходилось. Желание исполнено, такое, каким было задумано, никаких особых возможностей оно человеческой плоти, кроме исцеления давнего недуга, не дало, да и то прежнее равновесие тут же было восстановлено заботами бальги. И теперь демон надежно заперт в немощном детском теле, а вокруг — одни только недокровки, которые и рады бы воспользоваться заемной силой, да неспособны. Ни при каких условиях. Загвоздка лишь в том, что, если демона поместили в хранилище, значит, им собираются воспользоваться, и этот очевидный вывод меня не порадовал.

Блондин по кругу обошел труп одержимого и вернулся к Эвине.

— Жаль, что с семьей Элларте приключилось несчастье. И все имущество осталось без присмотра.

— Ну уж это долго не продлится, да, эррете? — процедила благороднейшая из благородных.

Бальга делано виновато развел руками:

— Кто-то должен взять на себя такую заботу… А добропорядочным жителям Катралы не к лицу пятнать себя оскверненным добром.

Эвина ничего не ответила, однако по ее лицу ясно читалось, что и в каких выражениях она думает о смиренной услужливости блондина. Один демон там, другой здесь, и «оскверненных» имений, перешедших в распоряжение верховного бальги, становится все больше. Интересно, сколько чужого добра он уже успел подмять под себя?

Сквозь толпу, пока не собирающуюся расходиться, протиснулся черномундирник, ранее посланный по кровавому следу. Добрался до своего командира и что-то быстро зашептал тому в самое ухо, не позволяя ни любопытным ушам расслышать хотя бы единый звук, ни глазам разобрать торопливые движения губ. Блондин выслушал все с прежним бесстрастным вниманием, разве что светлые брови шевельнулись, чуть приподнимаясь, и перевел взгляд на Эвину.

— События, произошедшие неподалеку от города, требуют моего присутствия. Но я вынужден пригласить и вас проследовать вместе со мной, потому что случившееся имеет отношение к семье Фьерде. О чем я, разумеется, глубочайше сожалею.

Благороднейшая из благородных вздрогнула всем телом, видимо, лучше прочих зевак понимая, о чем идет речь, но отвечать согласием или отказом не спешила. Над улицей повисла тихая пауза, и я помимо воли, подчиняясь то ли порыву ветра, то ли невысказанной просьбе чьей-то души, вошел в предложенные обстоятельства.

Мужчина и женщина. Знающие друг друга, похоже, с самого детства. Оба обладают влиянием, но если она — наследница и законная владелица своих богатств, то он поднимается вверх по трупам. И поднялся уже настолько высоко, что смотрит на эрриту Фьерде как на равную себе. Еще немного, и равенство исчезнет. Растворится в прошлом. А тогда народ, пока еще не выбравший какую-либо сторону, поймет, кому в Катрале принадлежит власть, вся без остатка. Как бы хороша и справедлива ни была Эвина, за спиной бальги — послушные солдаты, не знающие пощады. А главное, не знающие другой жизни, кроме как в зависти перед дарами демонов…